Ренат Акчурин: Врач не должен ходить с протянутой рукой

Обновлено: 16.06.2024

Ренат Сулейманович Акчурин (70 лет) родился в городе Андижане Узбекской ССР в татарской семье. Родители его были учителями. После школы сначала учился в Андижанском медицинском институте, а в 1968 году перевелся в 1-й Московский медицинский институт имени И.М. Сеченова. В 1970 году в составе студенческого медицинского отряда участвовал в ликвидации последствий землетрясения в Перу.

Окончив институт в 1971-м, начал работать участковым терапевтом в Реутовской городской больнице. В 1972-1973 годах сменил специальность на травматолога. По совместительству трудился в этом же качестве в Балашихинской районной больнице, а в 70-й больнице города Москвы в Новогиреево вел хирургический прием.

В 1978 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Организация и показания к микрохирургической реплантации пальцев». В 1982 году хирург стал лауреатом Государственной премии СССР за работу по реплантации пальцев и кисти с микрохирургической техникой.

С 1984 года в центре научно-профессиональных интересов Акчурина оказывается кардиохирургия. Начав специализироваться в этой области, он был направлен на стажировку в клинику известного американского хирурга Майкла Дебейки в Хьюстоне. После возвращения из США Акчурин был назначен руководителем отдела сердечно-сосудистой хирургии Института клинической кардиологии имени А.Л. Мясникова Российского кардиологического научно-производственного центра РАМН.

В 1994 году Акчурин вошел в президиум Российского общества по сердечно-сосудистой хирургии, в следующем - в совет директоров Международного хирургического общества имени М. Дебейки. Кроме того, с 1994 года ученый является членом научного совета Всемирного общества ангиологов (специалистов по кровеносным и лимфатическим сосудам), с 2000-го - членом Европейского общества сердечно-сосудистой хирургии.

Перу Акчурина принадлежит более 300 научных публикаций. Он носит звание академика сразу в трех учреждениях: Российской академии медицинских наук, Академии наук Республики Башкортостан (в обеих - с 1997 года) и Российской академии наук (с 2011-го). Кроме того, является почетным членом Академии наук Республики Татарстан.

Чем знаменит

5 ноября 1996 года Акчурин выполнил операцию коронарного шунтирования сердца первому президенту РФ Борису Ельцину. На операцию был приглашен признанный специалист по такому вмешательству Майкл Дебейки. Акчурин был не первым врачом, к которому обратились с таким предложением - остальные доктора наотрез отказывались оперировать первое лицо государства, причем, по словам хирурга, не потому, что боялись ответственности, а из-за сложных медицинских показаний. Сам Акчурин перед операцией наблюдал пациента в течение трех месяцев; после смерти экс-президента России он отметил, что «срок жизни Бориса Николаевича после операции с медицинской точки зрения можно считать хорошим результатом».

По непонятным причинам всего через полгода после операции Акчурин был исключен из президентского консилиума. По его словам, сам Ельцин не имел отношения к этому решению - Акчурин считает, что имела место какая-то «подковерная борьба».

О чем надо знать

Акчурин известен как авторитетный специалист, развивший уникальные направления в восстановительной, сосудистой и кардиохирургии. В числе направлений его работы - реконструктивная и пластическая микрохирургия и хирургия конечностей, реконструктивная микрохирургия коронарных артерий, хирургическое лечение ишемической болезни сердца и нарушений ритма, защита миокарда, лазерная ангиопластика, вопросы трансплантации сердца и комплекса сердце-легкие. Врач стал соавтором первых в стране операций по реплантации пальцев, пересадке пальцев стопы на кисть, сложносоставных пластических операций по восстановлению беспалой кисти и других.

Прямая речь

О Борисе Ельцине: «Осталось впечатление, что он был достаточно смелым человеком. Прежде всего в отношении самого себя. Имея возможность получить лечение в любой клинике мира, он принял решение оперироваться здесь. Наверное, это было непросто. Но он так решил. Это был его собственный выбор. Я бы отметил еще его азартность. Было в нем что-то мальчишеское, сохраненное с детства. Таким он, наверное, и останется в моей памяти»

Об успехе: «Жизнь такая сложная, что заставляет тебя об этом думать. Так вот, я скажу: не бывает успеха в очень широком смысле. Не бывает. Надо быть готовым ко всякому. Всегда. В любую минуту. Я не очень поддерживаю и не очень понимаю людей, даже артистов, которым вроде бы надо хвастать успехом, вылезать из самих себя. Не очень понимаю тех, кто, сильно надувшись, хочет выглядеть абсолютно успешным. Таких людей на самом деле нет. У каждого случаются ошибки, невзгоды, падения. Это жизнь. Частота повторяющихся успехов создает ощущение счастья. Но это обманчивое ощущение. Потому что следом может прийти какая-то беда или просто большая проблема. И в этом смысле я иногда себя осаживаю, не позволяю себе благодушествовать. Меня этому старший брат научил. Когда я учился в мединституте, я ему все докладывал: вот это я сдал на отлично и это сдал на отлично, и вообще у меня всего одна четверка в году. А он меня возвращал на землю: погоди, мол, у тебя еще впереди твои двойки и тройки. И вот постепенно выработалось понимание, что успех не может быть гарантирован тебе раз и навсегда».

О работе с высокопоставленными больными: «Главное - абстрагироваться от высокого положения больного. Не принимать во внимание это обстоятельство. Иначе оно тебя уведет в панику, в страх, в совершенно неоправданные действия. Помощники, референты, вся эта свита. Они могут замучить вопросами. Мне иногда звонят и просят кого-то соперировать. При этом начинают рассказывать, какой это замечательный человек, как много он сделал для процветания нашего Отечества. Словом, дают больному партийно-хозяйственную характеристику. Дескать, вот он какой, вот почему его нужно прооперировать лучше, чем других! Смешно все это слышать».

О сердечной хирургии: «(В России - "Полит.ру ") внушалось, что сердечная хирургия - это нечто заоблачное. Я приехал к Дебейки, имея за плечами 15-летний опыт работы в микрохирургии, травматической хирургии. Посмотрел, как работает эта техасская клиника, и понял, что в сердечной хирургии проще, чем в хирургии реплантации. Реплантационная хирургия требовала незамедлительных действий: убрать мертвые ткани, скроить раздавленную конечность так, чтобы она прижилась. И все это в бешеном темпе. А в сердечной хирургии все планово, все стандартно. Как сборка на конвейере».

Слово - одному из ведущих российских кардиохирургов, академику РАМН, руководителю отдела сердечно-сосудистой хирургии Института клинической кардиологии им. А. Л. Мясникова Российского кардиологического научно-производственного центра Минздрава РФ Ренату Акчурину.

Обойтись малой кровью

Анна Гришунина, «АиФ. Здоровье»: - Ренат Сулейманович, вы одним из первых в нашей стране стали проводить малоинвазивные, щадящие операции на сердце и сосудах. Расскажите, пожалуйста, в чем их суть.

Ренат Акчурин: - Представьте, что у человека стеноз аортального клапана - это когда нежные створки клапана начинают зарастать кальцием и выходное отверстие из сердца вместо 2,5-3 см в диаметре становится таким узким, что едва может пропустить дамский мизинчик. У больного начинает раздуваться сердце, но он еще не знает, что болен, врачи тоже часто пропускают это нарушение из-за незнания. Постепенно развивается сердечная недостаточность, ставят запоздалый диагноз, появляется одышка, дальше - отек легких, и больной погибает мучительно, в кровавой пене. Чаще всего подобные нарушения бывают у пожилых, а они из-за сопутствующих заболеваний могут не пережить открытую операцию на сердце. Таких тяжелых больных, которые обращаются к врачу, лишь когда появляется одышка, наберется около 15-20 тысяч. Выход для них - такая малотравматичная операция, без остановки сердца и использования искусственного кровообращения, чего требует открытая операция. Это существенно увеличивает их шансы выжить.

- Но как можно через тонкий сосуд поставить искусственный клапан?

- Мы делаем небольшой разрез на бедре или на груди и через артерию подводим к сердцу катетер, снабженный системой доставки. Сначала запускаем специальный баллон, который под давлением 12 атмосфер разрывает изношенный клапан больного. На его место встает искусственный - из бычьего перикарда. До поры до времени он в свернутом виде прикреплен к стенту из тоненькой проволоки. Под давлением стент из металла раскрывается и встает враспорку в аорте, прижимаясь к ее стенкам. Вместе с ним расправляется искусственный клапан. Ну а баллон, который уже сделал свое дело, вытягивается наружу.

Эти технологии позволяют уменьшить травму от большой операции, быстрее поднять человека на ноги. Они существенно сокращают финансовые затраты и время пребывания больного в стационаре.

- Почему такие операции называют гибридными?

- Они сочетают разные технологии. Например, эндоваскулярную методику - через прокол артерии и хирургическое вмешательство, проводимое через небольшой разрез. При помощи гибридных технологий мы лечим аневризму аорты, восстанавливаем сердечный ритм, меняем клапан легочной артерии. Наш институт также уже много лет использует гибридные операции у онкобольных с сердечной патологией. За таких тяжелых больных никто не хочет браться, все боятся. А у нас на счету уже более 500 операций, при которых одновременно удаляется опухоль и выполняется кардиологическая операция. Мы их проводим совместно с лучшими специалистами Онкоцентра и его директором, академиком М. И. Давыдовым. И получаем очень хорошие результаты.

- С какими сложностями сталкиваются кардиохирурги при подобных операциях?

- Здесь очень важен постоянный контроль всех манипуляций врача. Поэтому они проводятся в особой, гибридной операционной, укомплектованной самым современным оборудованием: ультразвуковым аппаратом, позволяющим в режиме реального времени получать трехмерное изображение, рентгеновской дугой, ангиографом, эхографической системой, компьютерным и ядерно-магнитным томографами.

Гибридные операции - это коллективное творчество, они объединяют усилия врачей пяти специальностей: терапевта-кардиолога, специалиста по ультразвуковой диагностике, анестезиолога-реаниматолога, который дает наркоз и отвечает за поддержание гомеостаза у больного, кардиохирурга и рентгенолога.

- Насколько подготовлены наши врачи к выполнению высокотехнологичных операций?

- Наш кардиоцентр посылал на обучение специалистов в ведущие центры Европы. За счет нашего центра они ездят в другие города России и проводят там мастер-классы. Мы уже шестой год подряд проводим ежегодную международную конференцию, посвященную применению гибридных технологий в кардиохирургии, которая собирает по 150-200 специалистов самого высокого уровня. Я считаю, медицина не должна быть сосредоточена только в столице, все жители нашей страны имеют одинаковое право на оказание качественной медицинской помощи. У нас хорошо подготовленные врачи, настоящие энтузиасты. Но не все зависит только от них, важно и своевременное финансирование. В этом году Минздрав дал нам квоты.

Запчасти для сердца

- А сколько стоят такие операции?

- Самое дорогое в них - эндопротезы. Например, аортальный клапан мы вынуждены покупать у европейских или американских производителей. Он стоит 34-35 тысяч евро. Это тем более обидно, что СССР был пионером в этой области. Например, технологию эндоваскулярной операции при аневризме аорты предложил харьковский кардиохирург Николай Володозь. Он придумал следующий метод: трубочку, свернутую в жгутик, мы помещаем в катетер, вводим затем в бедренную артерию, а потом доталкиваем до аневризмы, раскрывая ее там и «залатывая» аневризму.

Степлеры для сшивания сосудов - тоже изобретение нашего инженера и врача Василия Гудова, сделанное в далеком 1945 году. Теперь весь мир сшивает прямую, тонкую кишку, желудок, легкие с помощью гудовского метода.

То же - с аортокоронарным шунтированием. Впервые сделал его в эксперименте Владимир Демихов в 1953 году, а в клинике - ленинградский профессор Василий Колесов. И было это 50 лет назад - в 1964 году.

- Но ведь при таких ценах на эндопротезы никаких денег не хватит… А можем ли мы сами наладить производство? Как говорится, перейти на импортозамещение?

- Конечно, если бы мы сами выпускали такие клапаны, они были бы в разы дешевле. Китайцы же делают, а чем мы хуже? Но ждать, когда образуется производственная база в России, бессмысленно. Мы и так уже отстали лет на двадцать. Надо идти тем путем, каким идет автомобилестроение. Ведь выпускают же наши заводы и корейские, и немецкие, и японские машины. То есть надо завозить технологии, покупать патенты на производство подобных клапанов. Но эти проблемы должны решаться на государственном уровне. Мы сейчас прорабатываем вопрос создания собственного производства клапанов, но к этому делу «примазывается» много нечистых на руку людей, которые хотят получать деньги и при этом ничего не делать.

Дать шанс пожилым

- Как же вы выходите из положения?

- Мы организовали несколько благотворительных вечеров, собрали около 350 тысяч евро на 10 протезов, потом нам очень помог Алишер Усманов. Я ему рассказал про этих несчастных пациентов, и он дал средства на имплантацию 60 искусственных клапанов. Я думаю, мы вместе с ним можем гордиться этим полезным делом.

Пытались мы организовать благотворительный фонд, расставляли урны для сбора средств в магазинах, но удалось набрать денег лишь на 2-3 такие операции. Старикам люди не очень расположены помогать. Да и врач, как мне кажется, не должен ходить с протянутой рукой. Его дело - оперировать.

- Как долго живут люди после подобных операций?

- Порядка 10-12 лет. Но это больные, к которым даже пальчиком хирург боялся прикоснуться, у которых по европейской шкале риска SCOR, риск открытой операции превышает 15-20 единиц. Это значит, что половина из них должна была умереть после операции, а мы 97% из них спасаем. Это колоссальный прогресс! Думаю, если бы мы потратили хоть немного денег на наших стариков, то года через 3-4 добились бы существенного прироста выживаемости и качества жизни после сердечно-сосудистых операций. И в конечном счете сохранили бы старшее поколение для воспитания внуков. Их жизненный опыт неоценим для молодых.

«Минздрав поддерживает финансирование программ, но это капля в море», — сказал в интервью «МК» известный в России и в мире кардиохирург, доктор медицинских наук, академик РАН и РАМН Ренат Акчурин. Приезд Рената Сулеймановича в редакцию — всегда событие, разговор с ним выходит за рамки «узкой» профессии. На этот раз маэстро Акчурин говорил о самых больных вопросах в российском здравоохранении.

Фото: Михаил Ковалев

«Гибридные операции» на сердце могли бы спасти многих пожилых людей»

— Ренат Сулейманович, в кардиохирургии вы новатор, причем в России — в первых рядах. Уникальные «гибридные операции» на сердце пожилых людей вы по-прежнему продолжаете делать? И как отреагировал Минздрав на ваше официальное к нему обращение год назад, что такие операции надо продвигать и финансировать?

— Министр прислала приветственное письмо проводимой нами конференции по этой теме. Что уже говорит о том, что министерство проявило интерес к «гибридным операциям». Но. Финансирования пока не происходит. Из госбюджета денег не выделяется. Хотя речь о пожилых пациентах с критическим аортальным стенозом (заболевание одного из главных клапанов сердца). У таких больных аортальный клапан весь обрастает кальцием, остается лишь маленькое отверстие. Через эту щель сердце и должно проталкивать кровь. В результате многолетней борьбы сердечная мышца становится в несколько раз толще нормы. И в один прекрасный момент возникает отек легких, больной погибает.

Единственный выход — заменить изношенный клапан на новый. Раньше это делалось открытым способом — открывалась грудная клетка, операция травматичная. Не все пациенты могут ее перенести, особенно преклонного возраста, имеющие серьезные сопутствующие заболевания (диабет, предыдущее шунтирование, лучевая терапия, почечная недостаточность). Единственный шанс спасения — «гибридная операция». Технология позволяет без большого разреза подобраться к сердцу двумя путями: через бедренную артерию и через маленький разрез в верхушке сердца. Если все идет нормально, пациент выписывается через 2-3 дня.

— Появилось ли в вашей практике за последний год еще что-то новое при операциях на сердце?

— Мы продолжаем делать «гибридные операции», кстати, это суперсовременная методика, мировое ноу-хау. Может быть, с одним дополнением, которое, на мой взгляд, очень существенно: мы стали оперировать пациентов 85-95 лет. Когда видишь больного, у кого всего один недуг (сердечное заболевание или сосудистая патология, что чаще всего и бывает у пожилых людей), но именно он уносит человека из жизни, хотя тот активен и жизнеспособен, очень хочется ему помочь. Нельзя списывать человека, достигшего преклонного возраста. Он еще послужит своим внукам. Другого шанса выжить, чем «гибридная операция», у таких больных нет.

А что касается финансирования, у нас есть небольшой запас прочности — его мы накопили в результате благотворительных акций и частичной помощи некоторых правительственных инстанций. Вот и все. Москва тоже пока не помогает, хотя для города мы обучили команду кардиохирургов, которая теперь самостоятельно выполняет «гибридные операции». В Москве развивается свой Центр интервенционной медицины и кардиологии во главе с членкором РАН Давидом Георгиевичем Иоселиани. Там тоже делают такие же операции, как и у нас.

СПРАВКА "МК"

В странах ЕС «гибридные операции» рассматриваются государственным здравоохранением как приоритетные: в Германии и Франции приняты федеральные программы. И в Великобритании государство берет на себя все расходы по установке биологических клапанов. Такие операции и в России могут пойти на потоке. Перспективы у них большие: по самым скромным оценкам, в нашей стране такую операцию могли выполнять в год от 2,5 до 4 тысяч пациентов. Безусловно, это должна быть государственная программа. Россия постепенно встраивается в последнее достижение в кардиохирургии. Проведенные исследования доказали колоссальное преимущество этой технологии перед традиционными методиками. Без открытой операции изношенный клапан заменяется на новый. Сердце начинает работать в норме как здоровое. Гарантия клапана — 15-20 лет! Это мощный рывок вперед в кардиохирургии, особенно для немолодых людей

Фото: Наталия Губернаторова

— Модернизация здравоохранения России сейчас у всех на устах. За два минувших года из бюджета страны на нее потрачено 460 млрд рублей. Почему на такие перспективные в кардиохирургии операции, которые в России начали делать, не потрачено ни рубля? Как вы считаете?

— Минздрав в 2012 году профинансировал модернизацию многих федеральных центров и лечебных учреждений. Да практически всех. Это огромные средства. Но на «гибридные операции» не досталось ни рубля. Хотя в этом году (в марте) мы открываем новую большую гибридную операционную. И нам очень нужны средства на расходные материалы. Для нас расходные материалы — это не какие-то там перевязочные бинты, а дорогостоящие конструкции: протезы кровеносных сосудов, протезы клапанов, которые в России еще не производятся (это высочайшие технологии не только в области здравоохранения, но и в области техники); шовный материал — тоже надо покупать за рубежом; средства доставки протезов на место. Это, наконец, дефибрилляторы, которые мы имплантируем больным с опасной желудочковой тахиаритмией (жизнеугрожающее состояние, может привести к внезапной смерти человека). А если пациенту имплантировать это маленькое устройство, то оно способно услышать эту аритмию, рано ее распознать и сделать маленький разряд для сердца. И затем опять приготовиться к следующему ожиданию аритмии. Дефибриллятор — сложнейшее устройство, в нем заложен не один компьютер. Поэтому и стоит до 35 тыс. у.е.

Увы, практически все, что я только что перечислил из расходных материалов, в России не выпускается. Мы в этом смысле зависим от мировых производителей, а их и в мире-то мало: каких-то 5-6 центров. Представьте: пять-шесть крупнейших компаний в ближайшие годы будут монополистами в производстве расходных материалов.

— Лет пятнадцать назад вы возглавляли группу по созданию Всероссийской программы развития здравоохранения. На ваш взгляд, что удалось Минздраву осуществить?

— Мне кажется, нам для начала надо определиться с профилактическими мерами — любое здравоохранение с этого начинается. Очень хорошо, что в ближайшее время запретят курение в общественных местах и подорожал алкоголь. И еще: в советское время хорошо работали подростковые поликлиники. И дети были здоровее. Но какой провал в физическом здоровье солдат нашей армии случился в период с 1994 по 2005 год! В стране просто прошляпили здоровье подростков. Или взять реабилитацию больных, перенесших операцию на сердце. Почему бы не превратить ряд санаторно-курортных баз в реабилитационные? Создать такие клинические санатории. Помочь им с финансированием и оснащением, да еще бы освободить от налогов. И обязать эти реабилитационные центры принимать послеоперационных больных бесплатно, как было в недалеком прошлом. Особенно в области кардиологии, неврологии. Если человек перенес инфаркт, инсульт, его надо восстанавливать месяцами. Но где эти центры? Куда направлять таких больных? Говорим об этом не один год.

«В больной стране медицинское образование не может быть платным»

— Низкий уровень кадров в медицине уже стал притчей во языцех. В иных поликлиниках врачи не способны рецепт выписать. Куда дальше? Лично вас не беспокоит, кому передать ваш уникальный опыт кардиохирурга?

— Хороший вопрос. Я думаю, если мы сделаем какие-то шаги в сторону улучшения условий прежде всего преподавания медицинских наук, то результаты будем вправе ожидать не ранее чем через десяток лет. К сожалению, довольно большой объем выпускников вузов, получивших образование за оплату, сегодня не в состоянии работать врачами. При нынешней системе набора и обучения студентов многие из них фактически без должного образования завершают учебу в мединституте, но получают дипломы врача.

— Раз уж мы заговорили о кадрах в медицине, каким в перспективе вам видится образование: платным или бесплатным?

— В больной стране медицинское образование не может быть платным. В России по-прежнему не хватает врачей, медсестер. В связи с трудностью финансирования этих сотрудников будет оставаться невысоким и уровень занятости в здравоохранении, будет высокой коррупция и др. А в итоге — страдать здоровье населения. Не должен медработник, которому мы вручаем свое здоровье, получать маленькую зарплату. Хотя в Москве зарплата всегда была высокой, но в федеральных учреждениях она не очень повысилась. И в больницах, финансируемых местными бюджетами, тоже зарплата мизерная. Сегодня в России, пожалуй, только частные стоматологи получают оплату за свой труд на европейском уровне. А почему труд гастроэнтеролога, эндокринолога, кардиоспециалиста должен цениться дешевле? Он востребован ничуть не меньше, и он ничуть не легче.

— Высокотехнологичная медицинская помощь — для России это миф или реальность?

— Она продвигается, но не так быстро, как хотелось бы. Конечно, сегодня медицинская наука многое может. Например, создать искусственное сердце. Но это экспериментальная часть медицины. И ее надо хорошо финансировать, даже не на уровне Сколкова. Что потребует огромных средств. Я был в таких центрах за рубежом, знаю приблизительные их бюджеты. Но дело еще и в кадрах, ими тоже надо заниматься. Уже на уровне обучения надо «разбирать» кадры. Известно, где есть отличники учебы, у кого есть свои изобретения. Российские компании могли бы задолго до окончания вуза нанимать на работу. И создавать конкурентные условия, чтобы наши специалисты не убегали за рубеж.

Фото: Артем Макеев

— Ренат Сулейманович, в нашей стране биомедицину все еще называют областью будущего. Хотя, например, стволовые клетки уже вовсю применяют в качестве лечения заболеваний, омоложения даже в нашей стране. Да и генная инженерия существует только на словах. Что мешает нам сделать практические шаги в этом направлении?

— Не знаю. Думаю, изначально общество, которое собирается развиваться и улучшать условия, скажем, жизнедеятельности своих членов, должно потратиться не только на их защиту и оборону, но и на здоровье и профилактику, на научные разработки. Можно посчитать, сколько стоит профилактика, собственные технологии и развитие их на хорошем уровне и сколько мы тратим на импорт и зависимость от него. Это несопоставимые величины. А что касается биомедицины — это дорогое удовольствие. Потребуется не один год, пока ученые, исследователи поймут, что это такое и как будет работать. Сейчас даже говорить о том, что есть биомедицина, некорректно. И я отвечаю за свои слова.

«Районные поликлиники я рассматриваю как основные места для приема и лечения пациентов»

— Ренат Сулейманович, Москва пошла на революционные перемены в организации первичного звена здравоохранения (объединяет по 4-6 районных поликлиник в один конгломерат якобы для улучшения обслуживания пациентов). Ваше отношение?

— Получается, это какие-то кластеры? Лично я, если говорить о будущем, рассматриваю поликлиники как основные места для приема и лечения пациентов. Стационары даже с гигантским коечным фондом с этой задачей не справятся. Сегодня есть возможность лечиться и в федеральных центрах. Но, во-первых, их в нашей стране очень мало. Во-вторых, они должны быть больше разработчики новых программ. А практическая медицина должна быть в основном сосредоточена в поликлиниках. Целый ряд заболеваний можно лечить амбулаторно, консультируя больного, назначая лекарства. При этом пациент будет жить дома. Амбулаторно можно лечить и пневмонию, и тромбофлебиты, и многие (многие!) другие заболевания. Нужно лишь назначать правильное обследование и лечение. Собственно, так всегда и было в России. Насколько укрупнение поликлиник поможет больным пациентам реально? Не уверен.

— И в то же время в Москве планируется создавать медпункты в жилых домах (микрорайонах). Легко представить, что за специалисты станут там работать при таком-то кадровом дефиците в стране (сегодня в действующих медучреждениях не хватает 30% врачей).

— Поэтому я и не поддерживаю идею создания медпунктов в жилых домах, в микрорайонах. Это мы уже проходили, когда собирались, образно говоря, в каждом дворе плавить сталь, чтобы догнать и перегнать Америку. Ничего путного из этого не получится. Хороший специалист никогда не пойдет работать в эти медпункты. По месту жительства людей должны быть хорошо оборудованные поликлиники с врачами-профессионалами разного профиля. Наше общество стареет, пожилых людей становится все больше. И живут люди дольше. Укрупнять, и тем более разукрупнять, поликлиники, по-моему, не нужно. С медпунктами, которые хотят создать в жилых микрорайонах, может быть, и стоит поэкспериментировать, но на примере одного-двух районов. И проверять, на что они способны. Уверен: человек, который хочет заполучить помещение под медпункт, наобещает вам что угодно.

В России нужно развивать обязательную страховую медицину. В свое время я посетил университетскую больницу в Лос-Анджелесе. Так там всем подряд оказывают помощь. На прием к врачам может прийти любой бомж с улицы — и его примут. Страховка гарантирует бесплатную помощь любого специалиста и в любом месте. Вот то главное, что должно быть и в России: медицинское обслуживание основными специалистами бесплатное. Россия не имеет право это потерять.

— Ренат Сулейманович, однажды в нашем разговоре вы с возмущением сказали: «До каких пор мы будем собирать деньги на лечение российских детей за границей? Это же позор для такой богатой страны, как Россия».

Читайте также: